Виктор Карамышев: «Для меня День Победы — это звон медалей из детства!»

В канун Дня Победы состоялась встреча с первым заместителем председателя Курской областной Думы В.Н. Карамышевым, чтобы узнать, как отразилась война на жизни его рода, семьи, родного села. Какое значение этот праздник имеет для него лично, и какую миссию накладывает на него как на депутата, политика и общественного деятеля.
- Виктор Николаевич, с чем для вас ассоциируется 9 Мая?
- Со звоном медалей. Знаете, с тонким таким, очень трогательным звуком. С детства помню, как отмечали этот праздник в нашем селе. Ветеранов у нас было много. И вот рано утром с окраины выходил первый участник войны. Конечно, при полном параде, на кителе награды. Он заходил к соседу, и они шли вдвоем. Потом к третьему, к четвертому, к пятому… Через полчаса по улице шествовала уже группа боевых товарищей. И звон медалей в утренней тишине разливался торжественной медью. Наш дом стоял в самом центре. Отец даже волновался немного, поправляя пиджак с наградами перед зеркалом. Потом выходил. Мужчины здоровались, обнимали друг друга, поздравляли скупыми простыми словами, и двигались дальше, к месту, где проходил торжественный митинг. А я, мальчишка, шел следом. И очень гордился, что мой отец защищал Родину. Сегодня уже почти никого из ветеранов не осталось в селе. Столько лет прошло, а тот мелодичный перезвон все как будто стоит у меня в ушах. И ощущение радости, праздника, особого чувства гордости – все осталось, запомнилось, и каждый год оживает 9 Мая.
- Ветераны очень неохотно делятся своими воспоминаниями о войне. Может быть, ваш отец вам все-таки что-то рассказывал?
- Он тоже старался уходить от моих расспросов. Почти ничего не рассказывал. «Сын, зачем тебе это нужно?» – Как зачем? Война – про нее столько книг, столько фильмов!» Да, мне все было интересно. Но отец скупо уточнял, что кино – это кино. А война – это грязь, пот, кровь и работа. Только изредка прорывалось немного. Например, он вспоминал, как наши войска вошли в Восточную Пруссию: «Смотрим – индейки разгуливают, и у каждой на шее бирка цветная! Каждая индейка пронумерована! Вот это «орднунг»! И дома у них, конечно, каменные…»
Каменные дома – это не могло его не поразить. Трагично сложилась судьба нашей семьи. Дед по отцу, Петр Семенович, после революции был раскулачен. Никаким кулаком он не являлся, конечно. Сад большой держал, обрабатывал землю своими силами, ульи для меда, коровы, лошади для работы – да, все это имелось. Но семья жила простой трудовой жизнью. Однако Петра сослали в Архангельск, и больше живым его никто не видел. Жена его, моя бабушка, Февронья Акимовна, осталась одна. И восемь детей на руках: пять мальчишек, из которых мой отец - самый младший. И три девочки. Бабушка собрала всех восьмерых, и пошла на Донбасс. Старшие ее сыновья работали на шахтах, отец ходил в школу. Так и жили. Когда началась война, четыре сына ушли на фронт. Потом Донбасс оккупировали немцы, и бабушка с отцом пешком отправилась в свое родное село. Пешком шли, да еще тачку с пожитками всю дорогу катили. Вернулись в село – хаты нет, разбомбили. Вырыли землянку, в ней жили. А когда в 1943 году немцев погнали из области, отец сразу пошел в военкомат, приписал себе год, чтобы соответствовать призывному возрасту, и ушел воевать. Вот так, жила-была простая русская семья, Петр и Февронья, прямо как те самые Петр и Февронья, русские святые, покровители и заступники семейного очага. Казалось бы, все должно быть у них хорошо. Детей народили, в согласии жили. Но сначала революция, а потом и война прошлась по ним тяжелым катком. Из четырех сыновей трое погибли. Виктор, четвертый, вернулся домой весь израненный. И умер через два года. В честь него меня и назвали. А пятый был мой отец.
- Как начинался его боевой путь?
- Сначала отправили под Красноярск, в учебку. Через полгода он стал младшим сержантом и попал в действующее подразделение. Я часто спрашивал: «Пап, кем ты был на войне?» Он нехотя отвечал – огнеметчиком. «А что такое огнемет? – Ну, сынок, огнемет – это как самовар, емкость такая, которая вешается за плечами, а в руках как бы шланг. И нужно подползти к врагу метров на пятьдесят, а лучше еще ближе. К доту, к дзоту, трубу с огнем направить туда – все горит!» Как горит? Кто горит? Что за струя такая? Отец только отмахивался: «Да отстань ты!»
Зато мне доподлинно известно, как его ранило. Это было при штурме пригорода Кенигсберга, нынешнего Калининграда. Со второго этажа кирпичного здания бил крупнокалиберный пулемет. Бил плотно – голову не поднять, в укрытие не перебраться. Из целого взвода огнеметчиков осталось трое в живых. Патроны кончились. Отец снял с пояса гранату, дернул чеку, приподнялся, чтобы бросить… «И только я ее кидаю, как в этот момент меня закрутило волчком!» Отцу было тогда восемнадцать. Стоял февраль 1945 года. Кровопролитный бой шел двое суток. Потом вышла делать свое дело «похоронная команда» - они собирали тела, чтобы предать мертвых земле. Медсестра подходила к каждому бойцу и прикладывала ко рту зеркальце. Подошла и к отцу. Зеркальце запотело. Живой!
Окоченевшее и почти бездыханное тело уложили в машину, отправили в госпиталь. В общей сложности отец перенес девять сложнейших операций – у него были перебиты кости. Лечили в Шуе, в Иваново. Молодой парень понимал, что физическим трудом себя уже не прокормит, поэтому в госпиталях проходил курсы бухгалтеров. Каково это – в восемнадцать лет искалечиться?!
Отец вернулся в село летом 1946 года со второй группой инвалидности, но руки не опустил. Жить-то надо! Он устроился работать бухгалтером в колхоз. Трудился с утра до позднего вечера. Ни на фильмы, ни на книги времени у него не оставалось. Иногда, правда, мог посмотреть кино про войну. Сидел перед телевизором и давал свои комментарии: «Господи, что они показывают? Этого же не может быть!» Он несколько раз повторял, что кино – это всего лишь яркая картинка. А на самом деле война – тяжелая, изнурительная работа, где надо пахать и пахать! «Сынок, война – это не подвиги. Вышла пехота на позиции, им надо первым делом окопаться. Больших лопат не было, окопы в полный рост рыли саперными лопатками до кровавых мозолей. Окопался, устроился. А это зима – негде согреться. Сидишь в окопе, мерзнешь, вши тебя поедают, и не знаешь, когда немец пойдет: сейчас или через неделю? А может, ты вырыл все, что надо, и тут дали команду «Вперед, в наступление!» Ну, где здесь подвиг, сынок?»
- Вот она, солдатская окопная правда…
- Об этой правде я узнал больше, когда познакомился с нашим прославленным курским ветераном Петром Алексеевичем Михиным. Я только избрался в первый раз депутатом областной Думы, и приходит ко мне на прием орденоносец. Так, мол, и так: книгу вот написал, помогите издать. Что ж, дело понятное, каждому писателю хочется, чтобы его труд вышел в свет. Петр Алексеевич оставил мне свою рукопись, я взял ее с собою домой. И уже перед сном открыл наугад, с середины: дай, думаю, посмотрю, о чем это. Увлекся с первых же строк. И читал почти до трех часов ночи, не отрываясь. Читал и отца вспоминал. Кстати, Петр Алексеевич и внешне, и своей основательной неторопливой манерой общаться, изучать во время разговора внимательными глазами собеседника неуловимо напоминал мне отца.
Читая рукопись боевого офицера, я понимал, что у него есть особое моральное право свидетельствовать о войне сегодняшнему поколению. Три года он сражался на передовой. Выжил чудом! Боевое крещение получил подо Ржевом, под беспощадным огнем врага проползал по «долине смерти» на разведку. Брал «языка» там, где до него гибли многие разведгруппы. Потом, командуя уже батареей, дивизионом, он проявил себя редкостным мастером артиллерийского огня. Петр Алексеевич множество раз успешно отражал снарядами атаки вражеской пехоты и танков, спасая от верной гибели наши стрелковые батальоны…
Поэтому первое, что я сделал на утро, - позвонил писателю Михину: «Петр Алексеевич, давайте встречаться! Я с вами! Будем готовить книгу к печати!» С тех пор прошло уже достаточно времени. Я помог издать ветерану первую книгу, потом вторую, третью, седьмую. Его книгу «Пушки против Рейха» печатали в Лондоне, на английском языке. Она вышла во всемирной мемуарной серии, когда автор уже получил известность, признание. Но что важно для меня лично – мы все эти годы с Петром Алексеевичем поддерживаем дружеские отношения. Я ему регулярно звоню, по праздникам мы непременно встречаемся. Идем строем с «Бессмертным полком», возлагаем цветы к Мемориалу павшим героям. В этом году ветерану исполнилось 95 лет, но он полон сил и оптимизма. Я бы хотел пожелать ему, чтобы награды на его кителе подполковника артиллерии, звенели еще много лет, напоминая о героях потомкам.
- Как вы думаете, все ли делается сегодня для ветеранов на государственном уровне?
- Благодарность не конвертируешь в материальные блага. Государство, конечно, относится к участникам войны с большим вниманием. Пенсия выплачивается им достойная, вопросы с жильем решаются, есть целая система льгот.
И все-таки главное – это наше с вами к ним уважение. Всероссийская акция «Бессмертный полк», по-моему, демонстрирует уважение в высшей мере. Когда смотришь на колонны, которые движутся с портретами дедов и прадедов, кузнецов той Победы, на глаза наворачиваются слезы. Мурашки пробегают по коже. Думаю, что не только у меня, а у всех. В этот день понимаешь, что фронтовики в строю, как и прежде. Ведь говорят, что человек живет столько, сколько помнят о нем. Мы помним. Мы идем с ними маршем. Значит - они живы.