Дорогой жизни

В сентябре жительнице села Рышково Надежде Яковлевне Рябцевой пошел девяностый год, однако блокадные дни своего отрочества она помнит так отчетливо, как будто это было только вчера.

Воспоминания, которыми она поделилась с нами, дались ей нелегко...

- Опять сегодня ночью кричать будешь, - вздыхает внучка Люба.

Голод был страшный

Надежда Яковлевна появилась на свет в Ленинграде, а родители - выходцы из Белоруссии.

- Каждое лето туда уезжали отдыхать, - начинает свой рассказ участница войны. - Там леса, черники очень много… Летом сорок первого мать взяла билеты на 23 июня, набрали с собой продуктов разных, одних только сушек мешок. Они и спасли нас потом в блокаду. Мы никуда не поехали: 21 началась война, 8 сентября - блокада. Я кончила курсы местной противовоздушной обороны. На первом этаже в нашем доме был медпункт, помогала там выхаживать раненых.  

У рабочих, стоявших у станка, случались обмороки. Люди падали замертво, хоронили без гробов, скручивали в одеяла и складывали у подъездов, а потом машина проезжала, собирала… Голод был страшный… Давали по 120 грамм, нет, даже не хлеба, жмыха… Та зима 1941-42 была самой тяжелой. Помню, встретила мою любимую учительницу по физике, на нее было больно смотреть… Дала ей крупы, черники, супом накормила, но она умерла все равно.

Идешь по улице — то снаряд упадет у остановки, то вагон перевернется… Наш дом не тронуло, а вот рядом пострадало много домов.

Мы жили у Петропавловской крепости на Петроградской стороне, на втором этаже.

Отец и старшие брат и сестра ушли на фронт. Младшей было одиннадцать лет, когда в сорок первом она серьезно заболела. Сначала не заподозрили ничего страшного, думали, просто заболел живот, пройдет... Голод, слезы — здоровье у всех подорвано, чему удивляться? Оказалось, нужно срочно делать операцию, и нам пришлось эвакуироваться в Куйбышев Новосибирской области. Самая трудная Ленинградская зима отступила. С апреля 1942 года уже давали по 100 г масла, 125 г хлеба. Но мать боялась меня оставить в Петербурге одну.

В эвакуации

Из Ленинграда вела дорога жизни (так она вошла в историю), через Ладожское озеро. Немецкие листовки кружили над ним, призывали «Ленинградцы, сдавайтесь!», но все верили в Победу.

Сели мы в катер… На что только не насмотрелись, пока плыли…

Приближаемся уже к Тихвину, как началась бомбежка, в пятидесяти метрах от нас катер перевернулся, а на нем дети… Помню, моряки их спасали в холодной воде, рискуя жизнью, и ставили на другой катер. А был ноябрь… Люди были отважные!..

В в деревне Абрамово Новосибирской области дали нам комнату небольшую, я устроилась работать на мясокомбинат. Мне семнадцатый год шел. До областной больницы в Новосибирске пешком нужно было ходить 3 километра, а у матери тогда уже начали ноги болеть.  

В той больнице, где лежала сестра, был профессор по фамилии Мышь, ленинградец, имя-отчество из памяти стерлось.

«Надя, приходи помогай мыть полы и за сестрой ухаживать, дадим тебе питание и зарплату», - пообещал он, и я, конечно, согласилась. Но все равно сестру не спасли. Похоронили ее на Новосибирском кладбище.

Полтора года мы пробыли в эвакуации… В сорок пятом пришел вызов от старшей сестры, и мы вернулись в Ленинград.

Судьба не баловала

Мать уже работать не могла, я устроилась швеей, а затем окончила Ленинградский техникум, и по распределению меня направили на Курский хладокомбинат. Мне всегда нравилось жить поближе к земле, Курск напомнил мне Белоруссию, детство, здесь тоже природа красивая... Здесь сложилась семья. В пятьдесят лет пошла по вредности на пенсию. Всю жизнь работала тяжело, судьба не баловала...

Сестра, брат умерли, кому осталась петербургская квартира (ее дядя купил моей матери) — неизвестно. Когда решался этот вопрос, мне делали операцию. Думала, что умру. Но после этого восемнадцать лет живу. Сами видите, простой одноэтажный домик, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Знаю, что участники войны имеют право на улучшение жилищных условий, но здоровье не позволяет бегать по инстанциям. Раньше у нас и туалет был на улице. Потом пристройку сделали, но еще не полностью закончили.

Все-таки девяносто лет — возраст немалый. Пока здоровье позволяло, занималась рукоделием, и Любу, внучку, научила вышивать крестом. Она у меня молодец, иконы вышивает и «Прага» — ее работа.

И, конечно, в молодости, когда была легка на подъем, каждый год в Петербург ездила. Сейчас о северной столице напоминает только медаль к 300-летию образования Петербурга. А война… Как ее забудешь? Хорошо, что и потомки помнят. Некоторые, знаю, ругают тех, кто, не видя войны своими глазами, пишут, снимают фильмы о ней. Мне лично интересен и этот взгляд издалека. Пусть не бесспорно, но любопытно. Знающие историю всегда смогут отделить зерна от плевел. Сейчас как раз книгу о блокаде Ленинграда читаю… Внучка говорит, кричу потом по ночам...

фото автора